ВЫШЕ ГОЛОВЫ! Дело №11
Mar. 27th, 2013 11:03 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
russell_d_jonesсамое начало
начало ДЕЛА №11
Ликвидация
Разрушения затронули только Восточный сектор — остальная станция принимала пострадавших. Количество людей на «Тильде-1» и близко не приближалось к максимальному, а предусмотренная ёмкость — двести пятьдесят тысяч — рассчитывалась, исходя из весьма щадящих медико-психологических нормативов. Поэтому обошлись тем, что разморозили несколько жилых блоков в Западном секторе. Большинство эвакуированных разместили рядом с родными. И что-то я сомневался, что спамеры были против такого уплотнения.
На момент катастрофы в Восточном секторе находилось двенадцать тысяч сто семь человек — даже больше, чем проживало! Сказался статус «столицы». Многие, как Зере, останавливались там, чтобы решить официальные вопросы или просто приезжали перекусить и заодно обговорить дела с Администрацией. Так что чиновников в секторе было ощутимо больше, а вот детей — меньше. Правда, я не представлял, как реагировать на этот факт. Наверное, надо радоваться. Но каждое новое имя в списке погибших воспринималось как личная потеря…
«Красный» сценарий означал, что на время ликвидации ущерба все свободные ресурсы направлены на ликвидацию катастрофы, так что в лифте из Стыковочной зоны я поднимался в компании едва ли не со всеми цветами. За широкими спинами ремонтников виднелся даже оливковый с белыми полосами комбо лаборантки из ТФ, хотя Проект беспокоили в последнюю очередь. «Наверное, доброволец».
Из-за того, что Восточный сектор был заморожен, часть лифтовых маршрутов не работала, и в кабину битком набились люди, назначенные в Северный. Одним предстояло заниматься ремонтом, других ждала Эвакуационная зона. Все молчали — смотрели неотрывно в альтеры либо на стены, куда транслировали обновляемые сводки: погибшие, раненые и «просто» спасённые. А ещё — номера погибших камиллов, и это новшество произвело удивительный эффект: люди бросились проверять, как «звали» тех ИскИнов, с которыми они хоть однажды имели дело. Своих комнатных знали все, но ведь были ещё кафе, спортзалы, рабочие места и просто коридоры привычных маршрутов.
«Этот цел…» — удовлетворённо пробормотала стоящая рядом со мной высокая шахтёрка (я бы угадал её принадлежность и без узнаваемой бирюзы на рукавах) и ободряюще улыбнулась пожилой лаборантке, которая выглядела так, как будто впервые за полвека вышла к людям.
«А может быть, она — родственник человека, который потерял всех остальных близких, — подумал я про смущённую женщину, которая ответила робкой улыбкой. — Потому её и сдёрнули».
И снова обновился список, и снова я повернулся к стене, чтобы отыскать имя Зере. И снова её не было ни в столбце мёртвых, ни среди живых. Наверное, следовало побеспокоиться об остальных друзьях и знакомых, но теперь я мог думать только о ней. «О чём мы тогда говорили? Что-то несущественное. Про её новую причёску. И про кухню в главном куполе Цава, которой не хватает предсказуемости...»
На прощание Ниул шепнул мне, что не видел её этим утром. Необязательная любезность, но промолчать было бы хуже. Зере могла посетить любую едальню… «Она могла даже выбраться в другой сектор!» Но поздно сожалеть. Что случилось — то случилось.
Поиском занимались камиллы: аккуратно раскупоривали аварийные перекрытия, помещали найденных людей в медкапсулы и отправляли на «сортировку» в эвакуационную зону Северного или Южного секторов — какой был ближе. Воздуха в замкнутых «клетках» хватало на первое время, потом можно было использовать шлемы и персональные генераторы кислорода, предусмотрительно спрятанные в стенах. Одной из рутинных обязанностей Отдела Безопасности было проверять этот НЗ — ну, вот он и пригодился.
Но самыми полезными оказались комбо, защитившие от холода и радиации. Как же их ругали противники перестраховки, родившиеся после трагедии на «Эльвире»! Обязанность постоянно носить эти однотипные костюмы у некоторых вызывала чуть ли не депрессию. Теперь снова закроют эту тему — ещё лет на сорок.
— Ты молодец! Это и вправду честь!..
Слова относились к одному из инженеров. Я прислушался к негромкому разговору стоящих рядом и понял, что мужчина, к которому относились поздравления, был назначен в спасатели. В этих группах были в основном камиллы, но людей тоже направляли… Я страшно хотел попроситься к ним! Как и другие, конечно. А брали только очень опытных, кто умел работать в невесомости. И у кого все близкие родственники были в порядке.
— Я больше не могу!.. — с нотками истерики вдруг прошептала пожилая женщина в домашнем комбо.
Кем она была по профессии? Кого она потеряла? Не важно. Её тут же приобнял молодой мужчина в костюме опекунской службы, а его коллега принялся что-то писать, используя в качестве плоскости для клавиатуры спину рядом стоящего человека.
Обновлённый список погибших содержал новое имя — незнакомое мне. Девочка. Семь лет. Первый ребёнок. Но вряд ли последний. Наверное, оказалась на пути астероида. А может быть, попала одна в разгерметизированное помещение и не догадалась надеть шлем, а подсказать было некому. Вариантов много…
— Не растекайся, — шепнул мне Хёугэн и предусмотрительно добавил, стесняясь своей чёрствости:
— Умерших не вернуть. Давай заниматься живыми!
Он имел в виду свою версию с саботажем. Да я и так его понимал! Вот только образ мёртвой малышки не шёл из головы. А ещё её родителей, братьев и сестёр, одноклассников, друзей — для каждого из них сегодняшний день останется в памяти как чёрная дата.
Если астероид — это действительно не просто несчастный случай, знал ли преступник, на что идёт? Надеялся, что не дойдёт до такого? Или для него люди были просто строчками в списке?
«Для него?..»
— А как ты думаешь, это мужчина или женщина? — шёпотом спросил я Хёугэна, когда мы покинули лифт и встали на движущуюся дорожку, ведущую прямо к эвакуационной зоне.
Не самый быстрый способ, но в состоянии невесомости — самый оптимальный. Даже опытные ремонтники предпочли не нарушать порядок и стояли рядом с лаборантами и учителями, неловко взмахивающими руками при каждом повороте.
Инспектор задумчиво выпятил нижнюю губу и на всякий случай огляделся — не подслушивает ли кто. Но мы специально встали так, чтобы быть в стороне от соседей.
— Семьдесят пять процентов, что мужчина, — наконец, негромко ответил он. — В среднем. Женщины, как правило, выбирают другой способ… А это хорошая идея!
— Что именно?
Но он не слышал моего вопроса — продолжал говорить сам с собой:
— Женщины действуют более узконаправленно. Они не станут мстить вообще и подвергать опасности детей, хотя вот дети — это да… Были случаи, правда, в «сумрачную», но именно женщины... Хотя сейчас другое время, но был же Мид… Тут может сработать желание отомстить всем сразу… Знаешь что — езжай один, — он наконец-то вспомнил о моём существовании. — Занимайся там, чем должен. А я — в Информаторий. Надо выделить имена тех, кто точно не мог.
Мы уже проходили это: метод исключений. Правда, времени было больше. И проверяльщиков.
— Погоди, — я схватил инспектора за рукав. — Ты, правда, считаешь, что нужно перебирать всех? Как насчёт тех, кто действительно мог допустить такое?
Он снисходительно улыбнулся:
— А ты думаешь, он будет так подставляться? Или она. Это хитрое создание. И умное. Может быть, поумнее Мида!
По его сигналу из пола в коридоре выдвинулась платформа, которая на ходу плавно сняла инспектора с движущейся ленты. Я успел только увидеть, как он отключает ботинки, чтобы добираться до Информатория «вплавь», а сам поехал дальше, под грузом сомнений, подозрений и мыслей о Зере.
Неизвестность была хуже всего! Я не мог толком сосредоточиться, и каждую секунду перечитывал список на альтерном экране. И потом зачем-то сверял его с тем, который переползал по стенам и потолку, примеряясь к скорости движения людей, хотя отлично знал, что они дублировались. Имена, имена, цифры… Ужасно даже думать о том, что Зере... Что она… Но я был согласен даже на дурную новость — лишь бы быть уверенным в том, что происходит. А я ведь не один такой!..
— Рэй, здравствуй! — я был до того растерян, что споткнулся, сходя с дорожки, и не сразу вспомнил человека, который сжимал мою ладонь, одновременно приветствуя и поддерживая.
Индийские черты, смуглая кожа и чёрные, едва ли не с просинью, волосы, а глаза — неожиданно синие. Кажется, в прошлый раз он был острижен короче…
— Илай? Ты? Как Бидди?
Она была у себя в Западном секторе, но «уцелеть» отнюдь не означало «не пострадать».
— Хорошо. Она сейчас в Южном. Ты на сортировку?
— Ну да, — я кивнул и вновь посмотрел на список на стене.
Обновлений нет…
— Пошли, провожу. Я так рад, что мы будем в одной группе!..
«Сортировка» заключалась в приёме людей из Восточного сектора — и вся Эвакуационная зона была предназначена для этой задачи. Бывшие рекреации, игровые залы и прогулочные аллеи превратились в аккуратные белые залы, куда безостановочно прибывали зёрна медкапсул.
К тому моменту, когда извлечённые поступали в Эвакуационную зону, им делали полное диагностирование и все необходимые процедуры, куда входила, как минимум, доза успокоительного и сосудорасширяющего, убирающего последствия резкого отключения силы тяжести. Но камиллы не были всесильными: приветствовать спасённых, помогать им выбраться из капсулы, отвечать на вопросы, успокаивать, знакомить со списком, провожать к родным — никакой ИскИн не смог бы справиться с этими задачами! «Люди для людей» — здесь этот девиз выглядел особенно уместным.
Сортировка начиналась уже на этапе поступления: тяжелораненых сразу отправляли на лечение, спамеры и Опекунская служба занимались нуждающимися в серьёзной помощи, а я, Илай и другие «полуспециалисты» разбирались со спорными случаями. Были, конечно, и малотравмированные — чиновники, ремонтники и инженеры, которые покидали свои коконы, чтобы без промедлений присоединиться к одной из рабочих групп.
Освободившиеся капсулы отправляли обратно, но происходило это не всегда, так что из запасников продолжали прибывать новые. Их хватило бы на каждого человека на станции. После катастрофы на «Эльвире» никто не хотел рисковать — там полностью проявились и последствия экономии, и поблажки в одежде, и даже дизайн коридоров и помещений. Небрежности, оплаченные жизнями.
Раньше я не знал, что Ниул испытал на себе самую страшную (до восстания «бэшек») катастрофу в Космической эре. Она случилась в 154 году — значит, ему было всего восемнадцать лет. И поскольку «Эльвира-1» была обычной автономной станцией, он должен был родиться там или приехать с родителями. Каково ему было? И каково ему теперь?
«Правильного человека мы выбрали, — подумал я с горькой усмешкой. — Идеальный Глава!»
Если на число жертв тогда повлияло нарушение техники безопасности, то причиной астероидного удара стало совпадение трёх факторов: неправильно составленный прогноз по проходу астероидного поля, неполадки в системе дальней защиты и неоконченный ремонт внешней обшивки. Как это повлияло на современное отношение к безопасности, я знал по работе в Администрации: двойные и тройные проверки всех систем и особое внимание к Дозорным. Ну, и отдельно был выведен Инженерный Отдел. Но один астероид всё-таки прорвался…
— Потому что они поспорили из-за него? — я был так погружён в себя, что заговорил вслух.
— Что? — обернулся ко мне Илай. — Ты в порядке? Может, тебе лучше…
— Всё хорошо, — ответил я и встал перед освободившейся приёмной камерой.
Мой первый спасённый… «Кто он? Как он? Или это она? Мы знакомы? Что я скажу?» Беспокойство вдруг охватило меня, хотя я прекрасно понимал, что по-настоящему трудных случаев у меня не будет: таким занимаются настоящие специалисты.
....А в каком-то зале складировали капсулы с погибшими — стоило мне вспомнить об этом, как закружилась голова, и я подумал о предложении Илая. Он-то был в порядке: как ни в чём не бывало объяснял молодой женщине, что надо набраться терпения. И вот он уже повёл её, бледную и неловкую, к движущимся дорожкам.
Мне достался старик: я увидел его цифровой «портрет» и галерею фотографий в профиле на экране прямо передо мной. Азиатские черты лица, шапка густых кудрявых волос, сплошь седых. Томас Мэй, 87 лет, старший лаборант отдела Внутреннего производства, пищевой подотдел. Он был на завтраке, точнее, для него это был ужин после ночной смены.
— Я в порядке — хватит со мной нянчиться! — сварливо произнёс он, едва открылась медкапсула.
— Вот и хорошо, — улыбнулся я, протягивая руку, чтобы помочь ему выбраться, но он проигнорировал этот жест вежливости — и выбрался сам, ловко включив магниты на ботинках.
И сразу же нашёл глазами список. И вдруг я увидел, как по его морщинистой загорелой щеке покатилась слёзинка.
— Вот скажи мне — я-то почему жив? — спросил он, продолжая глядеть на стенной экран. — Какие молодые — ты только посмотри!..
Первое впечатление оказалось ложным: бодрость очень быстро сменилась подавленностью, и мне пришлось поддерживать его. Похоже, мысль о состоявшейся несправедливости не давала ему покоя: он продолжал шевелить губами, спрашивая неведомо кого, почему его пощадили, а других — нет. Но слёз больше не было.
Мы направились к выходу из «сортировочной», и я успел заметить, как медкапсула исчезает в приёмной камере — отправилась за следующим человеком. Кивнув своей сменщице, я повернул к дорожкам. У камрада Мэя имелся друг в Западном секторе, он был извещён — и готовился встретить коллегу.
— А ты, где ты был, когда это случилось? — продолжал расспрашивать старик.
— На планете, — спокойно отвечал я. — В Проекте Терраформирования. Я теперь там.
— Это хорошо, — важно кивнул он, но я ощущал, как мало в нём осталось сил: если бы не невесомость, мне пришлось бы нести его. — Это правильно… А я голосовал за тебя! — вдруг признался Мэй.
— Спасибо, — улыбнулся я.
— Не благодари! — оборвал он, подходя к медленному полотну дорожек. — Я делал это не для того, чтобы ты мне «спасибо» говорил! Ну, дальше я сам.
— А давайте я вас всё-таки провожу, — предложил я, помог ему сделать шаг и сам стал рядом.
— И тебе тоже спасибо, — сказал он.
— Я делал это не для того, чтобы меня благодарили, — ответил я, цитируя его слова, и мы оба рассмеялись.
Это казалось неуместным: за спиной была Эвакуационная зона, на стенах и потолке — списки, но после этого немного нервного смеха мне стало гораздо легче, да и камрад Мэй посветлел лицом.
— Значит, мы оба рабы долга, — заметил он, глядя на обновлённый список.
Я тоже туда смотрел — и не находил знакомых имён.
— Типа того.
— Как роботы.
— Что?
— Ну, как ИскИны эти. Они же тоже не имеют особого выбора!
— Вы ошибаетесь, — возразил я с серьёзным видом. — У них тоже есть выбор. Примерно такой же, как у нас. Это у камней в космосе нет выбора. А у живых всегда есть.
Итог
Десять часов я занимался тем, что принимал спасённых. Прочитать профиль, аккуратно встретить, объяснить ситуацию, показать списки, принять реакцию, проводить до временного жилья и сдать на руки родственникам или друзьям — по пятнадцать-двадцать минут на каждого. Всего получилось девятнадцать человек, потому что двоим пришлось уделить особое внимание: одной девушке из Службы Дозора, которая хотела немедленно присоединиться к спасателям, и мужчине, который был ещё старше Томаса Мэя и раза в два упрямее.
Девятнадцать из двенадцати тысяч ста семи — очень мало. Точнее, из двенадцати тысяч пятидесяти восьми, за вычетом погибших.
За это время я успел сделать три коротких перерыва, и то лишь по настоянию врачей, поскольку совсем не чувствовал ни голода, ни усталости. И когда мне предложили пойти поспать, я лишь отмахнулся. Поэтому какой-то коварный спамер, лица которого я не видел (а может быть, это был камилл) вырубил меня инъекцией снотворного.
«Они не имеют права», — подумал я, ощутив укол, после которого веки стали удивительно тяжёлыми, а из тела как будто исчезли все кости, так что оно стало безвольным и мягким. Но я не чувствовал никакой злости, потому что они были правы.
Они хотели, чтобы я был здоров. Я хотел того же самого, но в отношении другого человека.
Когда я открыл глаза, то сразу подумал о том, что стало известно на шестом часу спасательных работ. И мне тут же захотелось ещё укол, чтобы снова заснуть. Надолго. Пока всё не кончится.
— Пошли, нас ждут, — сказал мне Хёугэн вместо «доброго утра».
Я лежал в общей спальне, сооружённой вблизи Эвакуационной зоны специально для «принимающих». Часть кроватей, разделённых невысокими ширмами, пустовала. Спящие были пристёгнуты — интересно, их тоже уложили насильно, как меня? Кое-кто просто валялся, приходя в себя после тяжёлой смены, или болтал с близкими через альтерную видеосвязь, и голографическими экранчики бабочками плясали вокруг улыбающегося лица.
С момента катастрофы прошли уже сутки. Я не знал, по каким критериям оценивать, но меня всерьёз впечатлила скорость спасительно-восстановительных работ. Видимо, сказался опыт Ниула Ярхо! Или главную роль сыграло общее желание покончить поскорее со всем — и начать жить, как раньше.
Три часа назад нашли последнего пострадавшего, два часа — закончили первичный ремонт, один — проверили Энергоцентр и системы двигателей. Станцию готовились снова запустить, чтобы вернуть силу тяжести… Обо всём этом я прочитал на экране, который загорелся перед моим лицом, едва я проснулся. Кроме новостей там были приветы от Фьюра, Тьюра, Юки и Брайна. Их мама тоже была в порядке. Ниул оставил мне стандартную благодарность — как и всем участникам эвакуационных работ, тут я не обольщался. А ещё на этом экране были показатели из медкапсулы, где лежала Зере.
— Я знаю, что девушка, с которой ты живёшь, пострадала, — сказал Хёугэн. — Если ты хочешь быть с ней, тебя освободят от участия в расследовании.
— В этом нет необходимости, — я сел на постели и почесал зудящую голову. — Подожди, я сейчас душ приму — и пойдём.
— Когда ты лежал в коме, она была с тобой, — зачем-то напомнил инспектор, но я ничего ему не ответил.
Похоже, мне потом надо будет сходить к терапевтам, потому что это явно было похоже на болезнь: сначала я боялся проверить её имя — теперь не мог подойти к телу в медкапсуле. Оправдывал себя тем, что она без сознания, и это на день как минимум… А на самом деле испытывал сильный страх. Знать бы ещё, перед чем...
Когда я встал, экран, проецируемый альтером, ушёл вправо и вниз, но остался висеть в доступной взгляду области. Я убрал всё, кроме экстренных новостей и Зере — и огляделся в поисках душевых кабин. Как и камеры для чистки комбо, они располагались рядом со спальнями. Временный «лагерь» был разбит только на время эвакуации, скоро его уберут… «А что здесь было раньше? — вдруг подумал я. — Спортзал? Административный блок? Или планетарий вроде того, в который однажды мы пришли вместе с Леди Кетаки?»
Но планетарий — это вряд ли. Скорее всего, что-то, относящее к отдыху или спорту. «Тильда-1» обладала почти неограниченными возможностями для внутренней перепланировки. «Мы могли бы выжить, даже если бы уцелел один сектор. Как в «Эльвире». А «Тильда» ещё посовременнее…»
Когда я вернулся, вымытый и посвежевший, инспектор сидел на освободившейся постели и задумчиво просматривал записи в своей допотопной электронной книжке.
— Что-то есть? — спросил я, становясь перед ним. — Ты что-то нарыл?
— Может быть, тебе лучше отстраниться от расследования? — с глубоким состраданием во взгляде он посмотрел на меня — чистого и с экраном-напоминалкой, болтающимся в районе подбородка.
— Отстрани меня, — предложил я и ухмыльнулся. — Сам. У тебя и повод есть: мой близкий тяжело ранен, и я могу быть неадекватен.
— Но ты же всё равно будешь искать? — печально улыбнулся он.
— Разумеется!
Тяжело вздохнув, он поднялся на ноги.
— Ну, пошли.
Помахав на прощание товарищам, я двинулся следом за инспектором, неловко переставляя надоевшие магнитные ботинки. Илая уже не было — наверное, сразу после свой смены он поспешил к Бидди. Его-то не нужно было уговаривать «подумать о себе»! А куда было спешить мне? В медблок Южного сектора? Я ведь даже лица её не смогу увидеть!..
Подумав об этом, я мысленно перенёсся в тот момент, когда узнал долгожданную правду — и возненавидел себя за мысли о «дурных новостях». Так и получилось: в ячейке, где была заперта Зере с подругой, возник пожар, потому что тильдиец из соседней «соты» запаниковал и попытался раскупориться. Неудачно. Погиб он сам, задохнулась подруга — и никто уже не мог оказать помощь, ведь камилл тоже был мёртв. А Зере… Голова пострадала больше всего, и лицевые ткани ей будут восстанавливать. И не только.
«Что если она не вспомнит меня?»
— Мы сейчас на Третью? — уточнил я, чтобы не думать о том, о чём было страшно думать.
Сначала мне делали операцию на голове, теперь Зере — как будто какое-то «проклятие»! Да какое проклятие?! «Нужно быть большим эгоистом, чтобы видеть в этом совпадении какой-то смысл! Она не одна пострадала…»
— В Информаторий, — инспектор ловко спрыгнул с дорожки — я едва поспел за ним.
Он тоже отработал своё на сортировке, но выглядел так, как будто это он отдыхал, а не я. И он отлично себя чувствовал в невесомости: ловко отталкиваясь от стен, плыл впереди меня, то вырываясь далеко вперёд, то беря паузу, чтобы дать мне время нагнать. Я же старался изо всех сил, но руки и ноги слушались плохо, и пару раз я вообще улетел в противоположную сторону. Однако Хёугэн ни разу не выразил недовольства и даже не попытался взять меня на буксир, что было бы унизительно.
— Надеюсь, мы не последние, — пробормотал я, ныряя в дверной проём Информатория.
Предпоследние: едва я опустился на своё кресло и пристегнулся, как присоединились ещё трое — и совещание началось.
— Приветствую всех, — сказал Ниул, отстегнув крепления своего кресла и встав перед собравшимися, — Давайте сначала вспомним погибших. Сорок девять человек и девяносто три камилла. Объявляю минуту молчания, — и он склонил голову в знак траура.
«Он переживает это во второй раз», — отчего-то мне стало стыдно перед ним. Теперь понятно было, почему он сторонился власти и не спешил выставлять свою кандидатуру на выборы. После «Эльвиры» он должен был относиться к своей работе с болезненной ответственностью… И меньше всего хотел того, что уже произошло: управлять станций во время подобной катастрофы. Да, он умел и знал больше остальных! Но как он чувствовал себя, когда сбылся его худший кошмар?..
— Через два часа будет восстановлена сила тяжести, — продолжал Ниул. — Оставшееся время займёт подготовка к пуску. А потом — следующая стадия ремонта. Но вы уже не будете в этом участвовать, — и он внимательно посмотрел на людей перед собой. — Вы все будете заниматься расследованием. Но прежде чем приступить, я прошу у вас прощения.
Он сделал паузу, стараясь, чтобы его слова прозвучали.
— Я прошу прощение, что не сказал это сразу. Хотя мог. И также мог продолжать молчать об этом… Вы были отправлены на сортировку не для того, чтобы что-то увидеть. Вас должны были увидеть, запомнить и в дальнейшем идентифицировать как тех, кто помогал спасённым.
— Мне не нравится такой порядок! — выпалил тот самый Брэтт, личный помощник Главы Станции по вопросам связи, который всего сутки назад обижался на недостаточную защищённость используемых линий.
— Тогда ты можешь уйти, — разрешил ему Ниул. — Все, для кого подобное неприемлемо, могут выйти из группы.
Связист остался, только выглядел он теперь крайне недовольным — да и не он один.
— Ответственность лежит на мне и только на мне. Никого из вас нельзя обвинить в двуличии! — Глава Станции повысил голос, предупреждая новые возражения. — Вы выполняли свои обязанности. Я уверен, что вам было очень тяжело вспоминать о наших подозрениях. И теперь вы можете оценить, как это вообще тяжело — подозревать кого-то в этом. Это ненормально. То, что произошло, коснулось каждого, и подозревать преступный замысел — всё равно что предавать тех, кто погиб.
Он внимательно оглядел людей.
— Это останется между нами. И в прошлом. В засекреченных записях СПМ — и всё. Пресловутые одиннадцать процентов человеческого фактора — это просто цифры. Это не про нас. Мы — остальные восемьдесят девять. Понимаете? — строго улыбнулся он. — Мы не ищем преступника. Мы ищем доказательства того, что никакого преступника нет.
— Но я нашёл… — начал было инспектор, но сам замолчал под тяжёлым взглядом Главы.
— Прошу не перебивать меня. Сейчас мы вас выслушаем, и очень внимательно, — сказал Ниул. — Но сначала мне хотелось бы удостовериться, что все присутствующие понимают нашу задачу. Вы помогали пострадавшим, вы сами стали пострадавшими, — тут он бросил быстрый взгляд в мою сторону, — Сама мысль о том, что есть конкретный виновник всего для вас, думаю, невыносима. Для меня тоже. Вчера вы готовы были подозревать, сегодня вы просто не хотите испытывать это чувство. Я не хочу. Давайте найдём доказательства, что не было никакого преступника.
— Я уж было решил, что вы как Кетаки, — усмехнулся помощник Айрис Аямэ, который в прошлый раз спорил с Хёугэном. — Или вы это тоже продумали заранее?
Глава Станции внимательно посмотрел на него, нахмурившись.
— У меня тоже был непростой день, — признался он. — И кое-что пришлось переоценить… Вы хотите, чтобы я извинился перед вами лично?
— Нет, — смутился помощник Квартера. — Давайте займёмся делом.
— Давайте. Инспектор, вам слово, — он опустился, но крепления не трогал.
В итоге камилл сам пристегнул его. Кажется, он даже не заметил этого…
— Можно я останусь здесь? — спросил Хёугэн со своего кресла.
— Конечно!
— Тогда смотрите, — он переключил свой альтер, и вот все экраны Информатория показали одну и ту же «картинку».
Это был список — ещё один. Подозреваемые. Сто тридцать пять имён — все, кто имел возможность организовать «потерянный» астероид.
— Ирма Кейн?! — дойдя до имени, которое стойко ассоциировалось с рыжими кудрями и напористым характером, я чуть было не вскочил, но кресло помешало. — Вы рехнулись? У неё же дети!
— Вот именно, — кивнул инспектор, внимательно глядя на меня. — Которые были с ней и отцом в Южном секторе, у друзей.
— А разве попадание именно в Восточный — тоже запланировано? — нахмурился я. — Разве это не случайность?
— О том, какой именно будет траектория этого астероида, стало известно за три половиной часа, — ответила мне женщина с планкой майора Отдела Безопасности Северного сектора. — Вращение станции. Сценарии развития... Это не так сложно просчитать. Это не считают, конечно. Но могут.
— Ничего не понимаю, — я уже никуда не рвался, но сам факт, что знакомое имя было в этом списке…
— Я тоже не понимаю, что тут делает мой племянник, — призналась майорша. — Давайте уж спокойно выслушаем.
— Хорошо. Прошу прощения… — пробормотал я.
А потом увидел имя Сары Дьюб. Но смолчал — другие «расследователи» были удивлены не меньше. И моя вспышка не выглядела чрезмерной. Старший брат майора Ланглуа, например, был таким же «лишним», а ведь он был мало что немолод, так ещё и выдающейся биографией: ТФ, астрофизик и теперь судья!
Но он там был. Как и остальные.
— Этот список составлен Инфоцентром, — сказал инспектор — и прозвучало это как защита.
Ещё бы! Только Ниул не смотрел на него с явным «что это такое?!» во взгляде. Хотя видел «Сэтору Джемана» среди прочих. Но это имя и я ожидал увидеть.
— Я вводил параметры. Вот, видите? Очень просто! Все, кто мог. Они — могли.
— А если ввести мотив? — «подсказал» Брэтт, явно иронизируя. — Не пробовал?
— Конечно, пробовал, — серьёзно ответил Хёугэн. — С него и начал.
— И что?
— А ничего! Ноль. Если вводить мотив, то никто не мог такого сделать. Потому что люди, у которых есть мотив, точнее, есть предрасположенность к таким поступкам, к подобной работе просто не допускаются…
— При этом одиннадцать процентов, — задумчиво пробормотал связист.
Инспектор выразительно поднял брови. А я уже успокоился, прочитав параметры выборки. Там и вправду не было мотива. Никто не обвинял Ирму и Сару в том, что они хотели чего-нибудь такого!
— Мы распределим подозреваемых так, чтобы каждый из вас общался со знакомыми людьми, — сказал Ниул. — Ваша задача — проверить состояние этого человека. Спамеры сделают это своими путями, инспектор — своими, а вы будете искать доказательства, что этот человек не при чём. Я хочу, чтобы ваши отчёты были в этом деле… Рэй, задержись, пожалуйста.
Я остался в своём кресле, «переваривая» новости. Мне достались Ирма Кейн, Сара Дьюб и Йохан Гейман. Всего три имени… Но как найти к ним «ключик», чтобы получить нужные доказательства их невиновности и при этом не травмировать их сверх меры?
— Рэй.
Глава Станции подплыл ко мне, опустился в соседнее кресло, положил руку мне на плечо.
— Есть кое-что ещё.
— Что? — я слушал его вполуха.
Надо было ещё решить, с кого начать!.. С Сары?
— Когда инспектор Хёугэн составлял этот список, сначала он ввёл «мотив» и «возможность».
— Знаю, — кивнул я. — И получил «ноль».
В Информатории остались трое: я, он и Хёугэн. Это если не считать ИскИнов.
— Верно. Потом занялся одними только «возможностями» — и мы получили результат. А потом он ввёл просто «мотив»…
— И что? — перебил я. — Мы же только что об этом говорили! Те, кто способен на такое — их просто не допускают!
— Дослушай. Он ввёл мотив как потенциальную готовность. Понимаешь? Не глубокую депрессию, не пограничное расстройство и не обиду на общество, как у Мида, а мотив как потенциальную готовность бороться с этим обществом. Ему даже пришлось дополнительно объяснять Инфоцентру, что это такое, потому что понимать можно по-разному!.. Так вот, если убрать болезнь и оставить только социальный статус, получается интересное. Там было одно имя, Рэй. Твоё.
продолжение
начало ДЕЛА №11
Разрушения затронули только Восточный сектор — остальная станция принимала пострадавших. Количество людей на «Тильде-1» и близко не приближалось к максимальному, а предусмотренная ёмкость — двести пятьдесят тысяч — рассчитывалась, исходя из весьма щадящих медико-психологических нормативов. Поэтому обошлись тем, что разморозили несколько жилых блоков в Западном секторе. Большинство эвакуированных разместили рядом с родными. И что-то я сомневался, что спамеры были против такого уплотнения.
На момент катастрофы в Восточном секторе находилось двенадцать тысяч сто семь человек — даже больше, чем проживало! Сказался статус «столицы». Многие, как Зере, останавливались там, чтобы решить официальные вопросы или просто приезжали перекусить и заодно обговорить дела с Администрацией. Так что чиновников в секторе было ощутимо больше, а вот детей — меньше. Правда, я не представлял, как реагировать на этот факт. Наверное, надо радоваться. Но каждое новое имя в списке погибших воспринималось как личная потеря…
«Красный» сценарий означал, что на время ликвидации ущерба все свободные ресурсы направлены на ликвидацию катастрофы, так что в лифте из Стыковочной зоны я поднимался в компании едва ли не со всеми цветами. За широкими спинами ремонтников виднелся даже оливковый с белыми полосами комбо лаборантки из ТФ, хотя Проект беспокоили в последнюю очередь. «Наверное, доброволец».
Из-за того, что Восточный сектор был заморожен, часть лифтовых маршрутов не работала, и в кабину битком набились люди, назначенные в Северный. Одним предстояло заниматься ремонтом, других ждала Эвакуационная зона. Все молчали — смотрели неотрывно в альтеры либо на стены, куда транслировали обновляемые сводки: погибшие, раненые и «просто» спасённые. А ещё — номера погибших камиллов, и это новшество произвело удивительный эффект: люди бросились проверять, как «звали» тех ИскИнов, с которыми они хоть однажды имели дело. Своих комнатных знали все, но ведь были ещё кафе, спортзалы, рабочие места и просто коридоры привычных маршрутов.
«Этот цел…» — удовлетворённо пробормотала стоящая рядом со мной высокая шахтёрка (я бы угадал её принадлежность и без узнаваемой бирюзы на рукавах) и ободряюще улыбнулась пожилой лаборантке, которая выглядела так, как будто впервые за полвека вышла к людям.
«А может быть, она — родственник человека, который потерял всех остальных близких, — подумал я про смущённую женщину, которая ответила робкой улыбкой. — Потому её и сдёрнули».
И снова обновился список, и снова я повернулся к стене, чтобы отыскать имя Зере. И снова её не было ни в столбце мёртвых, ни среди живых. Наверное, следовало побеспокоиться об остальных друзьях и знакомых, но теперь я мог думать только о ней. «О чём мы тогда говорили? Что-то несущественное. Про её новую причёску. И про кухню в главном куполе Цава, которой не хватает предсказуемости...»
На прощание Ниул шепнул мне, что не видел её этим утром. Необязательная любезность, но промолчать было бы хуже. Зере могла посетить любую едальню… «Она могла даже выбраться в другой сектор!» Но поздно сожалеть. Что случилось — то случилось.
Поиском занимались камиллы: аккуратно раскупоривали аварийные перекрытия, помещали найденных людей в медкапсулы и отправляли на «сортировку» в эвакуационную зону Северного или Южного секторов — какой был ближе. Воздуха в замкнутых «клетках» хватало на первое время, потом можно было использовать шлемы и персональные генераторы кислорода, предусмотрительно спрятанные в стенах. Одной из рутинных обязанностей Отдела Безопасности было проверять этот НЗ — ну, вот он и пригодился.
Но самыми полезными оказались комбо, защитившие от холода и радиации. Как же их ругали противники перестраховки, родившиеся после трагедии на «Эльвире»! Обязанность постоянно носить эти однотипные костюмы у некоторых вызывала чуть ли не депрессию. Теперь снова закроют эту тему — ещё лет на сорок.
— Ты молодец! Это и вправду честь!..
Слова относились к одному из инженеров. Я прислушался к негромкому разговору стоящих рядом и понял, что мужчина, к которому относились поздравления, был назначен в спасатели. В этих группах были в основном камиллы, но людей тоже направляли… Я страшно хотел попроситься к ним! Как и другие, конечно. А брали только очень опытных, кто умел работать в невесомости. И у кого все близкие родственники были в порядке.
— Я больше не могу!.. — с нотками истерики вдруг прошептала пожилая женщина в домашнем комбо.
Кем она была по профессии? Кого она потеряла? Не важно. Её тут же приобнял молодой мужчина в костюме опекунской службы, а его коллега принялся что-то писать, используя в качестве плоскости для клавиатуры спину рядом стоящего человека.
Обновлённый список погибших содержал новое имя — незнакомое мне. Девочка. Семь лет. Первый ребёнок. Но вряд ли последний. Наверное, оказалась на пути астероида. А может быть, попала одна в разгерметизированное помещение и не догадалась надеть шлем, а подсказать было некому. Вариантов много…
— Не растекайся, — шепнул мне Хёугэн и предусмотрительно добавил, стесняясь своей чёрствости:
— Умерших не вернуть. Давай заниматься живыми!
Он имел в виду свою версию с саботажем. Да я и так его понимал! Вот только образ мёртвой малышки не шёл из головы. А ещё её родителей, братьев и сестёр, одноклассников, друзей — для каждого из них сегодняшний день останется в памяти как чёрная дата.
Если астероид — это действительно не просто несчастный случай, знал ли преступник, на что идёт? Надеялся, что не дойдёт до такого? Или для него люди были просто строчками в списке?
«Для него?..»
— А как ты думаешь, это мужчина или женщина? — шёпотом спросил я Хёугэна, когда мы покинули лифт и встали на движущуюся дорожку, ведущую прямо к эвакуационной зоне.
Не самый быстрый способ, но в состоянии невесомости — самый оптимальный. Даже опытные ремонтники предпочли не нарушать порядок и стояли рядом с лаборантами и учителями, неловко взмахивающими руками при каждом повороте.
Инспектор задумчиво выпятил нижнюю губу и на всякий случай огляделся — не подслушивает ли кто. Но мы специально встали так, чтобы быть в стороне от соседей.
— Семьдесят пять процентов, что мужчина, — наконец, негромко ответил он. — В среднем. Женщины, как правило, выбирают другой способ… А это хорошая идея!
— Что именно?
Но он не слышал моего вопроса — продолжал говорить сам с собой:
— Женщины действуют более узконаправленно. Они не станут мстить вообще и подвергать опасности детей, хотя вот дети — это да… Были случаи, правда, в «сумрачную», но именно женщины... Хотя сейчас другое время, но был же Мид… Тут может сработать желание отомстить всем сразу… Знаешь что — езжай один, — он наконец-то вспомнил о моём существовании. — Занимайся там, чем должен. А я — в Информаторий. Надо выделить имена тех, кто точно не мог.
Мы уже проходили это: метод исключений. Правда, времени было больше. И проверяльщиков.
— Погоди, — я схватил инспектора за рукав. — Ты, правда, считаешь, что нужно перебирать всех? Как насчёт тех, кто действительно мог допустить такое?
Он снисходительно улыбнулся:
— А ты думаешь, он будет так подставляться? Или она. Это хитрое создание. И умное. Может быть, поумнее Мида!
По его сигналу из пола в коридоре выдвинулась платформа, которая на ходу плавно сняла инспектора с движущейся ленты. Я успел только увидеть, как он отключает ботинки, чтобы добираться до Информатория «вплавь», а сам поехал дальше, под грузом сомнений, подозрений и мыслей о Зере.
Неизвестность была хуже всего! Я не мог толком сосредоточиться, и каждую секунду перечитывал список на альтерном экране. И потом зачем-то сверял его с тем, который переползал по стенам и потолку, примеряясь к скорости движения людей, хотя отлично знал, что они дублировались. Имена, имена, цифры… Ужасно даже думать о том, что Зере... Что она… Но я был согласен даже на дурную новость — лишь бы быть уверенным в том, что происходит. А я ведь не один такой!..
— Рэй, здравствуй! — я был до того растерян, что споткнулся, сходя с дорожки, и не сразу вспомнил человека, который сжимал мою ладонь, одновременно приветствуя и поддерживая.
Индийские черты, смуглая кожа и чёрные, едва ли не с просинью, волосы, а глаза — неожиданно синие. Кажется, в прошлый раз он был острижен короче…
— Илай? Ты? Как Бидди?
Она была у себя в Западном секторе, но «уцелеть» отнюдь не означало «не пострадать».
— Хорошо. Она сейчас в Южном. Ты на сортировку?
— Ну да, — я кивнул и вновь посмотрел на список на стене.
Обновлений нет…
— Пошли, провожу. Я так рад, что мы будем в одной группе!..
«Сортировка» заключалась в приёме людей из Восточного сектора — и вся Эвакуационная зона была предназначена для этой задачи. Бывшие рекреации, игровые залы и прогулочные аллеи превратились в аккуратные белые залы, куда безостановочно прибывали зёрна медкапсул.
К тому моменту, когда извлечённые поступали в Эвакуационную зону, им делали полное диагностирование и все необходимые процедуры, куда входила, как минимум, доза успокоительного и сосудорасширяющего, убирающего последствия резкого отключения силы тяжести. Но камиллы не были всесильными: приветствовать спасённых, помогать им выбраться из капсулы, отвечать на вопросы, успокаивать, знакомить со списком, провожать к родным — никакой ИскИн не смог бы справиться с этими задачами! «Люди для людей» — здесь этот девиз выглядел особенно уместным.
Сортировка начиналась уже на этапе поступления: тяжелораненых сразу отправляли на лечение, спамеры и Опекунская служба занимались нуждающимися в серьёзной помощи, а я, Илай и другие «полуспециалисты» разбирались со спорными случаями. Были, конечно, и малотравмированные — чиновники, ремонтники и инженеры, которые покидали свои коконы, чтобы без промедлений присоединиться к одной из рабочих групп.
Освободившиеся капсулы отправляли обратно, но происходило это не всегда, так что из запасников продолжали прибывать новые. Их хватило бы на каждого человека на станции. После катастрофы на «Эльвире» никто не хотел рисковать — там полностью проявились и последствия экономии, и поблажки в одежде, и даже дизайн коридоров и помещений. Небрежности, оплаченные жизнями.
Раньше я не знал, что Ниул испытал на себе самую страшную (до восстания «бэшек») катастрофу в Космической эре. Она случилась в 154 году — значит, ему было всего восемнадцать лет. И поскольку «Эльвира-1» была обычной автономной станцией, он должен был родиться там или приехать с родителями. Каково ему было? И каково ему теперь?
«Правильного человека мы выбрали, — подумал я с горькой усмешкой. — Идеальный Глава!»
Если на число жертв тогда повлияло нарушение техники безопасности, то причиной астероидного удара стало совпадение трёх факторов: неправильно составленный прогноз по проходу астероидного поля, неполадки в системе дальней защиты и неоконченный ремонт внешней обшивки. Как это повлияло на современное отношение к безопасности, я знал по работе в Администрации: двойные и тройные проверки всех систем и особое внимание к Дозорным. Ну, и отдельно был выведен Инженерный Отдел. Но один астероид всё-таки прорвался…
— Потому что они поспорили из-за него? — я был так погружён в себя, что заговорил вслух.
— Что? — обернулся ко мне Илай. — Ты в порядке? Может, тебе лучше…
— Всё хорошо, — ответил я и встал перед освободившейся приёмной камерой.
Мой первый спасённый… «Кто он? Как он? Или это она? Мы знакомы? Что я скажу?» Беспокойство вдруг охватило меня, хотя я прекрасно понимал, что по-настоящему трудных случаев у меня не будет: таким занимаются настоящие специалисты.
....А в каком-то зале складировали капсулы с погибшими — стоило мне вспомнить об этом, как закружилась голова, и я подумал о предложении Илая. Он-то был в порядке: как ни в чём не бывало объяснял молодой женщине, что надо набраться терпения. И вот он уже повёл её, бледную и неловкую, к движущимся дорожкам.
Мне достался старик: я увидел его цифровой «портрет» и галерею фотографий в профиле на экране прямо передо мной. Азиатские черты лица, шапка густых кудрявых волос, сплошь седых. Томас Мэй, 87 лет, старший лаборант отдела Внутреннего производства, пищевой подотдел. Он был на завтраке, точнее, для него это был ужин после ночной смены.
— Я в порядке — хватит со мной нянчиться! — сварливо произнёс он, едва открылась медкапсула.
— Вот и хорошо, — улыбнулся я, протягивая руку, чтобы помочь ему выбраться, но он проигнорировал этот жест вежливости — и выбрался сам, ловко включив магниты на ботинках.
И сразу же нашёл глазами список. И вдруг я увидел, как по его морщинистой загорелой щеке покатилась слёзинка.
— Вот скажи мне — я-то почему жив? — спросил он, продолжая глядеть на стенной экран. — Какие молодые — ты только посмотри!..
Первое впечатление оказалось ложным: бодрость очень быстро сменилась подавленностью, и мне пришлось поддерживать его. Похоже, мысль о состоявшейся несправедливости не давала ему покоя: он продолжал шевелить губами, спрашивая неведомо кого, почему его пощадили, а других — нет. Но слёз больше не было.
Мы направились к выходу из «сортировочной», и я успел заметить, как медкапсула исчезает в приёмной камере — отправилась за следующим человеком. Кивнув своей сменщице, я повернул к дорожкам. У камрада Мэя имелся друг в Западном секторе, он был извещён — и готовился встретить коллегу.
— А ты, где ты был, когда это случилось? — продолжал расспрашивать старик.
— На планете, — спокойно отвечал я. — В Проекте Терраформирования. Я теперь там.
— Это хорошо, — важно кивнул он, но я ощущал, как мало в нём осталось сил: если бы не невесомость, мне пришлось бы нести его. — Это правильно… А я голосовал за тебя! — вдруг признался Мэй.
— Спасибо, — улыбнулся я.
— Не благодари! — оборвал он, подходя к медленному полотну дорожек. — Я делал это не для того, чтобы ты мне «спасибо» говорил! Ну, дальше я сам.
— А давайте я вас всё-таки провожу, — предложил я, помог ему сделать шаг и сам стал рядом.
— И тебе тоже спасибо, — сказал он.
— Я делал это не для того, чтобы меня благодарили, — ответил я, цитируя его слова, и мы оба рассмеялись.
Это казалось неуместным: за спиной была Эвакуационная зона, на стенах и потолке — списки, но после этого немного нервного смеха мне стало гораздо легче, да и камрад Мэй посветлел лицом.
— Значит, мы оба рабы долга, — заметил он, глядя на обновлённый список.
Я тоже туда смотрел — и не находил знакомых имён.
— Типа того.
— Как роботы.
— Что?
— Ну, как ИскИны эти. Они же тоже не имеют особого выбора!
— Вы ошибаетесь, — возразил я с серьёзным видом. — У них тоже есть выбор. Примерно такой же, как у нас. Это у камней в космосе нет выбора. А у живых всегда есть.
Десять часов я занимался тем, что принимал спасённых. Прочитать профиль, аккуратно встретить, объяснить ситуацию, показать списки, принять реакцию, проводить до временного жилья и сдать на руки родственникам или друзьям — по пятнадцать-двадцать минут на каждого. Всего получилось девятнадцать человек, потому что двоим пришлось уделить особое внимание: одной девушке из Службы Дозора, которая хотела немедленно присоединиться к спасателям, и мужчине, который был ещё старше Томаса Мэя и раза в два упрямее.
Девятнадцать из двенадцати тысяч ста семи — очень мало. Точнее, из двенадцати тысяч пятидесяти восьми, за вычетом погибших.
За это время я успел сделать три коротких перерыва, и то лишь по настоянию врачей, поскольку совсем не чувствовал ни голода, ни усталости. И когда мне предложили пойти поспать, я лишь отмахнулся. Поэтому какой-то коварный спамер, лица которого я не видел (а может быть, это был камилл) вырубил меня инъекцией снотворного.
«Они не имеют права», — подумал я, ощутив укол, после которого веки стали удивительно тяжёлыми, а из тела как будто исчезли все кости, так что оно стало безвольным и мягким. Но я не чувствовал никакой злости, потому что они были правы.
Они хотели, чтобы я был здоров. Я хотел того же самого, но в отношении другого человека.
Когда я открыл глаза, то сразу подумал о том, что стало известно на шестом часу спасательных работ. И мне тут же захотелось ещё укол, чтобы снова заснуть. Надолго. Пока всё не кончится.
— Пошли, нас ждут, — сказал мне Хёугэн вместо «доброго утра».
Я лежал в общей спальне, сооружённой вблизи Эвакуационной зоны специально для «принимающих». Часть кроватей, разделённых невысокими ширмами, пустовала. Спящие были пристёгнуты — интересно, их тоже уложили насильно, как меня? Кое-кто просто валялся, приходя в себя после тяжёлой смены, или болтал с близкими через альтерную видеосвязь, и голографическими экранчики бабочками плясали вокруг улыбающегося лица.
С момента катастрофы прошли уже сутки. Я не знал, по каким критериям оценивать, но меня всерьёз впечатлила скорость спасительно-восстановительных работ. Видимо, сказался опыт Ниула Ярхо! Или главную роль сыграло общее желание покончить поскорее со всем — и начать жить, как раньше.
Три часа назад нашли последнего пострадавшего, два часа — закончили первичный ремонт, один — проверили Энергоцентр и системы двигателей. Станцию готовились снова запустить, чтобы вернуть силу тяжести… Обо всём этом я прочитал на экране, который загорелся перед моим лицом, едва я проснулся. Кроме новостей там были приветы от Фьюра, Тьюра, Юки и Брайна. Их мама тоже была в порядке. Ниул оставил мне стандартную благодарность — как и всем участникам эвакуационных работ, тут я не обольщался. А ещё на этом экране были показатели из медкапсулы, где лежала Зере.
— Я знаю, что девушка, с которой ты живёшь, пострадала, — сказал Хёугэн. — Если ты хочешь быть с ней, тебя освободят от участия в расследовании.
— В этом нет необходимости, — я сел на постели и почесал зудящую голову. — Подожди, я сейчас душ приму — и пойдём.
— Когда ты лежал в коме, она была с тобой, — зачем-то напомнил инспектор, но я ничего ему не ответил.
Похоже, мне потом надо будет сходить к терапевтам, потому что это явно было похоже на болезнь: сначала я боялся проверить её имя — теперь не мог подойти к телу в медкапсуле. Оправдывал себя тем, что она без сознания, и это на день как минимум… А на самом деле испытывал сильный страх. Знать бы ещё, перед чем...
Когда я встал, экран, проецируемый альтером, ушёл вправо и вниз, но остался висеть в доступной взгляду области. Я убрал всё, кроме экстренных новостей и Зере — и огляделся в поисках душевых кабин. Как и камеры для чистки комбо, они располагались рядом со спальнями. Временный «лагерь» был разбит только на время эвакуации, скоро его уберут… «А что здесь было раньше? — вдруг подумал я. — Спортзал? Административный блок? Или планетарий вроде того, в который однажды мы пришли вместе с Леди Кетаки?»
Но планетарий — это вряд ли. Скорее всего, что-то, относящее к отдыху или спорту. «Тильда-1» обладала почти неограниченными возможностями для внутренней перепланировки. «Мы могли бы выжить, даже если бы уцелел один сектор. Как в «Эльвире». А «Тильда» ещё посовременнее…»
Когда я вернулся, вымытый и посвежевший, инспектор сидел на освободившейся постели и задумчиво просматривал записи в своей допотопной электронной книжке.
— Что-то есть? — спросил я, становясь перед ним. — Ты что-то нарыл?
— Может быть, тебе лучше отстраниться от расследования? — с глубоким состраданием во взгляде он посмотрел на меня — чистого и с экраном-напоминалкой, болтающимся в районе подбородка.
— Отстрани меня, — предложил я и ухмыльнулся. — Сам. У тебя и повод есть: мой близкий тяжело ранен, и я могу быть неадекватен.
— Но ты же всё равно будешь искать? — печально улыбнулся он.
— Разумеется!
Тяжело вздохнув, он поднялся на ноги.
— Ну, пошли.
Помахав на прощание товарищам, я двинулся следом за инспектором, неловко переставляя надоевшие магнитные ботинки. Илая уже не было — наверное, сразу после свой смены он поспешил к Бидди. Его-то не нужно было уговаривать «подумать о себе»! А куда было спешить мне? В медблок Южного сектора? Я ведь даже лица её не смогу увидеть!..
Подумав об этом, я мысленно перенёсся в тот момент, когда узнал долгожданную правду — и возненавидел себя за мысли о «дурных новостях». Так и получилось: в ячейке, где была заперта Зере с подругой, возник пожар, потому что тильдиец из соседней «соты» запаниковал и попытался раскупориться. Неудачно. Погиб он сам, задохнулась подруга — и никто уже не мог оказать помощь, ведь камилл тоже был мёртв. А Зере… Голова пострадала больше всего, и лицевые ткани ей будут восстанавливать. И не только.
«Что если она не вспомнит меня?»
— Мы сейчас на Третью? — уточнил я, чтобы не думать о том, о чём было страшно думать.
Сначала мне делали операцию на голове, теперь Зере — как будто какое-то «проклятие»! Да какое проклятие?! «Нужно быть большим эгоистом, чтобы видеть в этом совпадении какой-то смысл! Она не одна пострадала…»
— В Информаторий, — инспектор ловко спрыгнул с дорожки — я едва поспел за ним.
Он тоже отработал своё на сортировке, но выглядел так, как будто это он отдыхал, а не я. И он отлично себя чувствовал в невесомости: ловко отталкиваясь от стен, плыл впереди меня, то вырываясь далеко вперёд, то беря паузу, чтобы дать мне время нагнать. Я же старался изо всех сил, но руки и ноги слушались плохо, и пару раз я вообще улетел в противоположную сторону. Однако Хёугэн ни разу не выразил недовольства и даже не попытался взять меня на буксир, что было бы унизительно.
— Надеюсь, мы не последние, — пробормотал я, ныряя в дверной проём Информатория.
Предпоследние: едва я опустился на своё кресло и пристегнулся, как присоединились ещё трое — и совещание началось.
— Приветствую всех, — сказал Ниул, отстегнув крепления своего кресла и встав перед собравшимися, — Давайте сначала вспомним погибших. Сорок девять человек и девяносто три камилла. Объявляю минуту молчания, — и он склонил голову в знак траура.
«Он переживает это во второй раз», — отчего-то мне стало стыдно перед ним. Теперь понятно было, почему он сторонился власти и не спешил выставлять свою кандидатуру на выборы. После «Эльвиры» он должен был относиться к своей работе с болезненной ответственностью… И меньше всего хотел того, что уже произошло: управлять станций во время подобной катастрофы. Да, он умел и знал больше остальных! Но как он чувствовал себя, когда сбылся его худший кошмар?..
— Через два часа будет восстановлена сила тяжести, — продолжал Ниул. — Оставшееся время займёт подготовка к пуску. А потом — следующая стадия ремонта. Но вы уже не будете в этом участвовать, — и он внимательно посмотрел на людей перед собой. — Вы все будете заниматься расследованием. Но прежде чем приступить, я прошу у вас прощения.
Он сделал паузу, стараясь, чтобы его слова прозвучали.
— Я прошу прощение, что не сказал это сразу. Хотя мог. И также мог продолжать молчать об этом… Вы были отправлены на сортировку не для того, чтобы что-то увидеть. Вас должны были увидеть, запомнить и в дальнейшем идентифицировать как тех, кто помогал спасённым.
— Мне не нравится такой порядок! — выпалил тот самый Брэтт, личный помощник Главы Станции по вопросам связи, который всего сутки назад обижался на недостаточную защищённость используемых линий.
— Тогда ты можешь уйти, — разрешил ему Ниул. — Все, для кого подобное неприемлемо, могут выйти из группы.
Связист остался, только выглядел он теперь крайне недовольным — да и не он один.
— Ответственность лежит на мне и только на мне. Никого из вас нельзя обвинить в двуличии! — Глава Станции повысил голос, предупреждая новые возражения. — Вы выполняли свои обязанности. Я уверен, что вам было очень тяжело вспоминать о наших подозрениях. И теперь вы можете оценить, как это вообще тяжело — подозревать кого-то в этом. Это ненормально. То, что произошло, коснулось каждого, и подозревать преступный замысел — всё равно что предавать тех, кто погиб.
Он внимательно оглядел людей.
— Это останется между нами. И в прошлом. В засекреченных записях СПМ — и всё. Пресловутые одиннадцать процентов человеческого фактора — это просто цифры. Это не про нас. Мы — остальные восемьдесят девять. Понимаете? — строго улыбнулся он. — Мы не ищем преступника. Мы ищем доказательства того, что никакого преступника нет.
— Но я нашёл… — начал было инспектор, но сам замолчал под тяжёлым взглядом Главы.
— Прошу не перебивать меня. Сейчас мы вас выслушаем, и очень внимательно, — сказал Ниул. — Но сначала мне хотелось бы удостовериться, что все присутствующие понимают нашу задачу. Вы помогали пострадавшим, вы сами стали пострадавшими, — тут он бросил быстрый взгляд в мою сторону, — Сама мысль о том, что есть конкретный виновник всего для вас, думаю, невыносима. Для меня тоже. Вчера вы готовы были подозревать, сегодня вы просто не хотите испытывать это чувство. Я не хочу. Давайте найдём доказательства, что не было никакого преступника.
— Я уж было решил, что вы как Кетаки, — усмехнулся помощник Айрис Аямэ, который в прошлый раз спорил с Хёугэном. — Или вы это тоже продумали заранее?
Глава Станции внимательно посмотрел на него, нахмурившись.
— У меня тоже был непростой день, — признался он. — И кое-что пришлось переоценить… Вы хотите, чтобы я извинился перед вами лично?
— Нет, — смутился помощник Квартера. — Давайте займёмся делом.
— Давайте. Инспектор, вам слово, — он опустился, но крепления не трогал.
В итоге камилл сам пристегнул его. Кажется, он даже не заметил этого…
— Можно я останусь здесь? — спросил Хёугэн со своего кресла.
— Конечно!
— Тогда смотрите, — он переключил свой альтер, и вот все экраны Информатория показали одну и ту же «картинку».
Это был список — ещё один. Подозреваемые. Сто тридцать пять имён — все, кто имел возможность организовать «потерянный» астероид.
— Ирма Кейн?! — дойдя до имени, которое стойко ассоциировалось с рыжими кудрями и напористым характером, я чуть было не вскочил, но кресло помешало. — Вы рехнулись? У неё же дети!
— Вот именно, — кивнул инспектор, внимательно глядя на меня. — Которые были с ней и отцом в Южном секторе, у друзей.
— А разве попадание именно в Восточный — тоже запланировано? — нахмурился я. — Разве это не случайность?
— О том, какой именно будет траектория этого астероида, стало известно за три половиной часа, — ответила мне женщина с планкой майора Отдела Безопасности Северного сектора. — Вращение станции. Сценарии развития... Это не так сложно просчитать. Это не считают, конечно. Но могут.
— Ничего не понимаю, — я уже никуда не рвался, но сам факт, что знакомое имя было в этом списке…
— Я тоже не понимаю, что тут делает мой племянник, — призналась майорша. — Давайте уж спокойно выслушаем.
— Хорошо. Прошу прощения… — пробормотал я.
А потом увидел имя Сары Дьюб. Но смолчал — другие «расследователи» были удивлены не меньше. И моя вспышка не выглядела чрезмерной. Старший брат майора Ланглуа, например, был таким же «лишним», а ведь он был мало что немолод, так ещё и выдающейся биографией: ТФ, астрофизик и теперь судья!
Но он там был. Как и остальные.
— Этот список составлен Инфоцентром, — сказал инспектор — и прозвучало это как защита.
Ещё бы! Только Ниул не смотрел на него с явным «что это такое?!» во взгляде. Хотя видел «Сэтору Джемана» среди прочих. Но это имя и я ожидал увидеть.
— Я вводил параметры. Вот, видите? Очень просто! Все, кто мог. Они — могли.
— А если ввести мотив? — «подсказал» Брэтт, явно иронизируя. — Не пробовал?
— Конечно, пробовал, — серьёзно ответил Хёугэн. — С него и начал.
— И что?
— А ничего! Ноль. Если вводить мотив, то никто не мог такого сделать. Потому что люди, у которых есть мотив, точнее, есть предрасположенность к таким поступкам, к подобной работе просто не допускаются…
— При этом одиннадцать процентов, — задумчиво пробормотал связист.
Инспектор выразительно поднял брови. А я уже успокоился, прочитав параметры выборки. Там и вправду не было мотива. Никто не обвинял Ирму и Сару в том, что они хотели чего-нибудь такого!
— Мы распределим подозреваемых так, чтобы каждый из вас общался со знакомыми людьми, — сказал Ниул. — Ваша задача — проверить состояние этого человека. Спамеры сделают это своими путями, инспектор — своими, а вы будете искать доказательства, что этот человек не при чём. Я хочу, чтобы ваши отчёты были в этом деле… Рэй, задержись, пожалуйста.
Я остался в своём кресле, «переваривая» новости. Мне достались Ирма Кейн, Сара Дьюб и Йохан Гейман. Всего три имени… Но как найти к ним «ключик», чтобы получить нужные доказательства их невиновности и при этом не травмировать их сверх меры?
— Рэй.
Глава Станции подплыл ко мне, опустился в соседнее кресло, положил руку мне на плечо.
— Есть кое-что ещё.
— Что? — я слушал его вполуха.
Надо было ещё решить, с кого начать!.. С Сары?
— Когда инспектор Хёугэн составлял этот список, сначала он ввёл «мотив» и «возможность».
— Знаю, — кивнул я. — И получил «ноль».
В Информатории остались трое: я, он и Хёугэн. Это если не считать ИскИнов.
— Верно. Потом занялся одними только «возможностями» — и мы получили результат. А потом он ввёл просто «мотив»…
— И что? — перебил я. — Мы же только что об этом говорили! Те, кто способен на такое — их просто не допускают!
— Дослушай. Он ввёл мотив как потенциальную готовность. Понимаешь? Не глубокую депрессию, не пограничное расстройство и не обиду на общество, как у Мида, а мотив как потенциальную готовность бороться с этим обществом. Ему даже пришлось дополнительно объяснять Инфоцентру, что это такое, потому что понимать можно по-разному!.. Так вот, если убрать болезнь и оставить только социальный статус, получается интересное. Там было одно имя, Рэй. Твоё.
продолжение
